Кричал генерал сначала басом, потом пронзительно и, наконец, замолк — порвался голос, и он только шептал:
— Вали в воду, подвертывай! — сам схватился за первый воз, рванул брезент, и с шумом зерно посыпалось в тихую реку.
Мужики захохотали и с криком опрокинули телегу колесами вверх… Подвозили еще и еще и перевертывали. На горке у дома собрался народ. Нил Потапыч стоял все еще без картуза, расставя в изумлении ноги и руки. Заголосила какая-то баба. Густым золотым слоем по всей речке плыло зерно. Долго глядел на реку Алексей Алексеевич, потом повернулся к народу и показал шиш.
— Уйди, Павлина, пропади с моих глаз! — в отчаянии говорила Степанида Ивановна.
Павлина, хватая ее за платье, _ вопила:
— Я ли не старалась! Взгляни на меня, ягодка, глазочком погляди на меня, дуру!
— Я тебе вверилась, Павлина, хорошо ты меня отблагодарила.
Павлина ударилась головой о половицу и пуще принялась стонать.
— Разум отшибло! От сладкой пищи жиром я, окаянная, заплыла, огорчила свою благодетельницу!..
— Петухи ей понадобились, а зачем? Смеяться надо мной или денег выманивать? Ты бы сказала, я бы тебе просто денег дала…
— Ох, смерть пришла, ох, мочи моей нет! — причитывала баба.
— Уходи, Павлина, вон! — Генеральша повернулась на диванчике лицом к стене.
Произошел такой разговор потому, что вчера ночью обрушился не укрепленный подпорками свод и землей завалило всю галерею. Землекопы кобенились, уверяя, что это — чертова работа, и просили расчет. Им прибавили поденную плату и поставили ведро водки, с которой они напились влоск и завалились спать на Свиных Овражках, в густом папоротнике. Афанасий ходил их будить, не добудился, сам как-то нечаянно напился и, вернувшись, побил Павлину. На глупую бабу пала вся вина.
— Что за глупости придумала — петухов! — после молчания продолжала генеральша. — Не знаешь ничего, так и говори: ничего не знаю, ваше превосходительство. Наверно, и все сны твои дурацкие.
Павлина сидела на полу, пригорюнясь. С покрасневшего ее носа падали слезы. Вдруг она вскочила и ударила себя по бокам.
— Догадалась! Лопни мои глаза! Петухов-то надо купить неторгованных.
— Как неторгованных? — спросила Степанида Ивановна и с живостью спустила ноги на ковер.
— Неторгованный петух силу имеет, благодетельница, а торгованный есть суповая куря. Сколько спросили за птицу, столько за нее и давай. Слава тебе, господи, вспомнила. Пожалуйте денежек, я сейчас побегу…
— Ну, нет, — сказала Степанида Ивановна твердо, — хотя я вижу, в чем была ошибка, но денег тебе не дам, сама поеду и куплю.
Генеральша подробно расспросила, каким образом покупать петухов, где и когда. В это время вошел Афанасий и, прикрывая ладонью рот от винного духа, доложил, что генерал вернулся, прошел прямо в кабинет и никого к себе не пускает.
— Вонь какая от тебя, — сказала генеральша. — Ах ты пьяница!
— Это бензин-с, — извинялся Афанасий, — для чистки его превосходительства панталон-с.
— Поди узнай, хорошо ли продали хлеб.
— Никак нет, ваше превосходительство, кучер мне говорил, что его превосходительство хлебец в воду изволил высыпать.
— Что? В воду? Ужас! Быть не может! Генеральша побелела, как носовой платочек, ноги ее подкосились, и она села на диван, но вскоре оправилась и поспешила к Алексею Алексеевичу.
На стук в дверь он не ответил; услышав же голос жены, кашлянул, зашаркал туфлями и повернул ключ. Степанида Ивановна толкнула дверь и ахнула: перед ней стоял, сутулясь, Алексей Алексеевич, желтый, со спутанными волосами, страшный, в грязном военном пальто.
— Запах какой-то от тебя, Алексей. Что ты наделал? — закричала генеральша.
Генерал пошевелил губами в, держась за косяк, опустился на колени.
— Прости меня, Степанида Ивановна, я утопил весь хлеб. — И, подняв плечи, покрутил поникшей головой.
— Милый ты мой, — охватив его руками, торопливо заговорила Степанида Ивановна, — ты болен, совсем болен… ляг… Афанасий, воды горячей! Что за слуги ужасные! — вскрикнула она, звоня в колокольчик. — Ложись, ложись и молчи.
С трудом поднялся генерал и, поддерживаемый генеральшей, прилег на диван, вздохнул судорожно, заморгал, и слезы потекли по грязным щекам, Степанида Ивановна молча прижимала его голову к груди.
Принесли воды, омыли генерала, одели в чистое белье, спустили в кабинете шторы.
Генеральша сидела на диване, держа мужа за руку; когда же он начинал шевелиться и вздыхать, повторяла:
— Не бывает счастья без горя, вот тебе горе было и прошло, а на смену счастье придет, Верь только мне. Я найду тебе иные сокровища. Крепись, Алексей, и терпи.
— Хорошо, буду терпеть, только ты-то меня прости, — шептал генерал.
Принесли заваренной крепко малины, рому, генерал откушал, и ему полегчало. Генеральша дождалась, когда Алексей Алексеевич уснул, и велела позвать к себе кучера; он рассказал все, как было.
Генеральша ему и всем настрого запретила напоминать генералу о несчастии и, не теряя времени, поехала в село.
Теперь, когда хозяйство потерпело такой урон, было совсем необходимо скорее окончить дело с кладом. Силы генеральши возросли, и она объездила все дворы, но петухов нашла только двух; бабы уверяли, что без петухов в хозяйстве трудно, — не самим же им кур топтать, — и за птицу держались крепко.
В соседних деревнях могли тоже не продать или всучить каких-нибудь дохлых кочетов; поэтому, чтобы сыграть наверняка, решила Степанида Ивановна поехать в город и попросила Николая Николаевича сопровождать себя в пути…